Студенческий научный кружок кафедры нервных болезней педиатрического факультета РГМУ

Жизнь, творчество и болезнь Ф. М. Достоевского.

Мы ожидали увидеть божество, а перед нами человек – больной, бедный, вечно беспокойный.

Э. Вогюэ

Томас Манн как-то заметил, что о здоровье писать несравненно легче, чем о болезни. Можно подтрунивать над эгоизмом Гёте или над грандиозными нелепицами толстовства, но нельзя шутить с безумцами и святыми. Если Фрейд прав. И художник, в известном смысле. – психотик, то мы вряд ли найдём лучшую иллюстрацию, чем Ф. М. Достоевский. Здесь важна и другая мысль Фрейда, что искусство есть обратный путь от фантазии к реальности.

«Фантазии обычного невротика или психотика остаются скрытыми, это – подавление сил, заканчивающихся вспышкой безумия. Но психотик, являющийся художником, может так проецировать свои фантазии. что они становятся внешними по отношению к его психике. Он развивает их в форму,которая не только маскирует их чисто личное происхождение в запретных и подавленных желаниях или инстинктах. Художник обладает способностью универсализации своей души. »

Была ли болезнь необходимой компонентой гения Достоевского ? инструментом подсознания ? стимулом к творчеству ? Если да, то сколь важной ? Давала ли она ему лишь краткие мгновения просветления или превращала в писателя ужаса ?

Есть ли ответы ? Стоит ли их давать ? Ясно одно: не будь болезни, был бы иной Достоевский, не будем фантазировать – какой.

Фёдор Михайлович Достоевский родился 11 ноября 1821 года в Москве, в семье отставного военного лекаря Михаила Андреевича, работавшего в московской Мариинской больнице для бедных. Достоевский-отец страдал запойным пьянством и был чрезвычайно жестоким, угрюмым, подозрительным, болезненно-недоверчивым человеком. Дети его страшно боялись. Дрожали перед ним и опасались, как бы малейшею ребяческою шалостью не вызвать у него вспышку гнева и суровости.

С 1834 года юный Ф. М. определяют в пансион Л. И. Чермака, располагающийся на Басманной улице, где он проучился до 1837 года. 1837 год был весь и весьма тяжёлым для Достоевского, ибо именно зимой этого года ушла из жизни его мать, Мария Фёдоровна. В 1837 году Достоевский, по воле отца, который умер в 1839 году, поступает в Инженерное училище Санкт-Петербурга, по окончании которого в 1843 году, был зачислен на службу в чертёжную инженерного департамента.

Но через год добивается увольнения от военной службы и вместе с Д. В. Григоровичем снимает квартиру. В мае 1845 года Достоевским написано первое произведение, которое он назвал «Бедные люди».

С весны 1847 года Ф. М. становиться постоянным членом кружка петрашевцев.

В 4 часа утра 23 апреля 1849 года Достоевского заключили в Петропавловскую крепость. 22 декабря состоялась «инсценировка» казни на семёновском плацу, а через два дня Достоевского заковали в кандалы и отправили в Омский острог, в котором он содержался до февраля 1854 года. В феврале 1854 года Ф. М был зачислен рядовым в Семипалатинский линейный батальон, а в 1856 – получает офицерский чин и дворянский титул. 1859 год связан с возвращение великого писателя в северную столицу спустя почти 10 лет, со дня казни на семёновском плацу. С 1860 по 1865 гг. создаются «Записки из мёртвого дома», «Игрок», «Записки из подполья», работа над журналами «Эпоха» и «Время». В 1866 году Достоевский продиктовал своей стенографистке свой бессмертный роман «Преступление и Наказание». Впоследствии, Анна Григорьевна стала последней женой Достоевского, сопровождавшей его до самой кончины писателя. С 1867 по 1871 год писатель вместе с женой проводит за границей, где работает над романом «Идиот», приступает к работе над романом «Бесы». В 1870-е Ф, М. находиться на пике своего таланта. Именно в этот период написано бессмертное произведение «Братья Карамазовы».

Впервые болезнь, мучавшая Достоевского до самого последнего дня, проявилась в 1839 году, и связана она с кончиной отца Ф. М., с которым у писателя складывались непростые отношения. Однако же сам писатель говори о начале болезни следующее :

«… во время каторги со мной случился первый припадок падучей – с тех пор он меня не покидает.»

Справедливо заметить, что в первый петербургский (докаторжный) период далеко не все приступы протекали с судорожным синдромом, нередко проходили, как абсансы.

Припадки были раз в месяц, в среднем, иногда и чаще 2 припадков в неделю. Частота припадков зависит от внешних условий. Если он жил в сносных условиях и не волновался, тогда припадки прекращались на много месяцев. Припадки – после кратковременной эйфории и просветления – отнимали у него память, ввергали в мрачное настроение, умножали мнительность, раздражительность и чувство греха.

«Всё, что было со мной до этого первого припадка, каждый мельчайший случай из моей жизни, каждое лицо мною встреченное, всё. Что я читал, слышал – я помню до мельчайших подробностей. Всё, что началось после первого припадка, я очень часто забываю, иногда забываю совсем людей, которых знал совсем хорошо, забываю лица. Забыл всё, что написал после каторги. Когда дописывал «Бесы» , то должен был пересчитать всё сначала, потому что перезабыл даже имена действующих лиц.»

Страхов, в своих воспоминаниях даёт описание эпилептического припадка, который он наблюдал приблизительно в 1856 году :

«Я наблюдаю за ним с напряженным вниманием, так как чувствую, что он скажет что-нибудь необычайное, какое-либо откровение. Вдруг из его открытого рта вышел странный, протяжный и бессмысленный звук, и он без чувств опустился на пол среди комнаты»… «Вследствие судорог всё его тело только вытягивалось ,да на углах губ показалась пена».

После припадка он чувствовал себя всегда 2-3 дня разбитым, вялым, мысли не вязались, голова не работала, терял память. Душевное состояние Достоевского было очень тяжёлое, он едва справлялся со своей тоской и впечатлительностью.

Соловьёв описывает состояние Достоевского после припадка:

«Его нервы оказывались до того потрясёнными, что он делался совершенно невменяемым в своей раздражительности и странностях. Придёт он, бывало, ко мне, войдёт, как чёрная туча, иногда даже забудет поздороваться и, изыскивая всякие предлоги, чтоб побраниться, чтоб обидеть, и во всём видит себе обиду, желание дразнить и раздражать его…» «В сношении с живыми людьми болезненное состояние Достоевского часто сказывалось безмерной раздражительностью, почти невероятными и непонятными вспышками. Измождённое лицо, лицо сидевшего в тюрьме … фанатика-сектанта, искажалось злобой и приводило в недоумение до испуга, когда он, буквально, накидывался на людей»

Из всех этих данных видно, что Достоевский страдал эпилептическими припадками, которые чаще всего наступали после волнений, аффектов или нравственых потрясений. Самый припадок сопровождался потерей сознания, гиперемией лица и общими судорогами. После припадка он ощущал боли в мускулах, забывал всё, что происходило раньше. Кроме того, он переживал ещё типичную психическую ауру, которая переживалась им, как «несказанное чувство счастья», «чувство близости Бога».

“Есть секунды, их всего за раз приходит пять или шесть и вы вдруг чувствуете присутствие вечной гармонии, совершенно достигнутой. Это не земное; я не про то, что оно небесное, а про то, что человек в земном мире не может перенести. Надо перемениться физически или умереть. Это чувство ясное и неоспоримое. Как будто вдруг ощущаете всю природу и вдруг говорите: да, это правда. Бог, когда мир создавал, то в конце каждого дня создания говорил: “да, это правда, это хорошо”. Это... это не умиление, а только так, радость. Вы не прощаете ничего, потому что прощать уже нечего. Вы не то что любите, о, —тут выше любви! Всего страшнее, что так ужасно ясно и такая радость. Если более пяти секунд —то душа не выдержит и должна исчезнуть, В эти пять секунд я проживаю жизнь и за них отдам всю мою жизнь, потому что стоят. Чтобы выдержать десять секунд, надо перемениться физически. Я думаю, человек должен перестать родить... К чему дети, к чему развитие, коли цель достигнута?

— Кириллов, это часто приходит?

— В три дня раз, в неделю раз.

— У вас нет падучей

— Нет.

— Значит, будет. Берегитесь, Кириллов, я слышал, что именно так падучая начинается. Мне один эпилептик подробно описывал это предварительное ощущение пред припадком, точь-в-точь как вы. Пять секунд и он назначал и говорил, что более нельзя вынести. Вспомните Магометов кувшин, не успевший пролиться, пока он облетел на коне своем рай. Кувшин — это те же пять секунд; слишком напоминает вашу гармонию, а Магомет был эпилептик. Берегитесь, Кириллов, падучая!”

Также Достоевский переживал сумеречные состояния. Аффективность его характера и раздражительно – неуживчивый характер отмечается всеми лицами, которые с ним так или иначе сталкивались в жизни.

К патологическим симптомам его болезни отметим ещё приступы патологического страха смерти и боязнь, что он в летаргический сон. Засыпая, он иногда оставлял записку:«Сегодня я впаду в летаргический сон. Похороните меня не раньше, чем через пять дней.»

Смерть писателя оставила достаточное количество вопросов, тем более, что вскрытие тела не производилось. На фоне приличного самочувствия 26 января 1881 года после передвигания шкафа у себя в комнате у Федора Михайловича случилось небольшое легочное кровотечение, повторившееся спустя время в большом объёме, с потерей сознания. 28 января 1881 года в 8 часов 38 минут жизнь писателя прекратилась. За трехдневный срок кровотечение повторялось четырежды.

Из возможных причин кровотечения и смерти наиболее вероятными представляются две. Первая – рецидивирующая тромбоэмболия легочной артерии (ТЭЛА), которая чаще всего развивается именно после физического напряжения. Тем не менее, ТЭЛА редко сопровождается существенным кровотечением, гораздо чаще бывает кровохарканье. Вторая причина – нераспознанный рак легкого, возможно в сочетании с ТЭЛА.

Пожалуй, окончательный ответ при скудности ретроспективных данных невозможен. Гений русской и мировой словесности прожил 59 лет, оставив нам невыразимо прекрасные и одновременно непростые для восприятия произведения. У Федора Михайловича была весьма своеобразная привычка в трудной ситуации открывать наугад Евангелие и читать левую страницу, ища в ней ответы на мучившие вопросы. В день смерти Достоевскому открылось Евангелие от Матфея: «Иоанн же удерживал его... Но Иисус сказал ему в ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить великую правду».